ОПУСЫ или кое-что из жизни рыжего Афгана. (Опус №0) окончание.

********** В этом мы убедились на следующий день. После боя ОНИ четко уяснили себе, кто является реальным врагом, и начали планомерную охоту на нас.
До сих пор никто не знает, что и как занесло хозяина Воланда в лес. Никто не видел, как он ушел, спохватились только тогда, когда Рич поднял тревогу. Все начали одевать своих питомцев в шипы. Только Воланд одиноко стоял у нар и беспокойно прял ушами. Лютой, увидев это, ошарашено осмотрел "саклю".
- «Юрик! Где Юрик?» – заорал он.
В это время где-то в лесу раздалась автоматная очередь, суматошный лай и визг собак. Все бросились на звуки. Впереди огромными прыжками несся Воланд. За ним, не отставая, остальные. Когда мы выскочили в перелесок, то увидели прислонившегося к дереву Юрика, перезаряжающего автомат. Он с маху не попал рожком в гнездо. В это время сбоку на него прыгнул азиат, стараясь сбить с ног или оттолкнуть от дерева. Юрик резко выставил автомат, ствол которого проткнул горло алабая. Оставшись безоружным, он схватился за нож, но ИХ овчар отработанным движением повис на руке. Юра вскрикнул. В икру его ноги тут же впился мертвой хваткой ягдтерьер. Мы врезались в кучу. Воланд, теряя по дороге куски тела, пробивался к своему хозяину. Юрик уже сидел, прислонившись к основанию дерева, с потухшим взглядом. Он равнодушно смотрел на рвущих его собак. Мужики, Владимир и Сергей, полосовали ножами все, что попадалось по пути, пробиваясь к своему товарищу. Они, как заведенные, мокрые от пота и крови, уже в который раз вместе сражались со смертью. Добравшись до Юрика, Владимир начал рвать и резать на нем одежду, стараясь перетянуть глубокие раны. А Сергей со своим волком, Воландом и Лютым заняли круговую оборону, не подпуская никого. Мы быстро обратили стаю в бегство. ОНИ убрались, оставив бездыханными девять своих соплеменников.

Соорудив из жердей и курток носилки, четверо мужиков побежали в лагерь. Мы шли медленно, так как Николай на плечах нес изувеченного Воланда. Когда мы подошли к лагерю, невдалеке послышался шум приближающейся "вертушки", вызванной командиром отряда.
- «Клянусь! Я сделаю все, чтобы он жил… » - заявил Али.
С чего бы это?! Сам убивший не один десяток человек и потерявший не одного соратника, он вдруг проникся к нашему Юрику и сам полетел, чтобы устроить его в больницу. Долетят ли? Николай положил на стол в "сакле" Воланда, но тому уже не нужна была помощь Ген Геныча. Воланд потерял много крови, и его душа отлетела. Наверное, помчалась догонять Юрика, чтобы поддержать родственную душу в борьбе со смертью.

Виктор с Николаем и "настоящим полковником" вышли хоронить тело Воланда, а остальные мужики начали помогать хозяину Цыгана, Ген Генычу, приводить нас в порядок. Воланда закопали у правого дерева, на котором появилась вторая зарубка. Взяв самых смелых боевиков, принесли мертвяков.
В эту ночь у костра не пели, не танцевали, а, стоя в кругу, палили из автоматов в воздух, периодически что-то выкрикивая.
Виктор сидел на бревне между двумя зарубочными деревьями и курил, курил, курил…
Потом, видимо поддавшись общему настроению, не поднимаясь, выпустил весь свой боезапас в Созвездие Гончих Псов. Зайдя в дом, он ткнулся головой в подушку, зло выматерился, и, не найдя поддержки у мужиков, затих. В эту ночь боевики оставили Николая в "сакле".
Остатки стаи не появлялись пять дней. Пять долго тянувшихся дней не звонил наш "пожарный колокол" – Рич. Боевики ликовали. Их командир Али начал подкатываться к Глебу с просьбой продать ему Ричарда за любые деньги.
- «Ты жену или детей продашь?!» – спросил возмущенный Глеб.
- «Жену продам… Хочешь, поменяемся, она у меня молодая, красивая!»
- «Не нужны мне ни твоя жена, ни твои деньги. Рич мне как сын, понимаешь?! Ты сына продашь?»
- «Э, сравнил, ведь это собака. Я тебе столько денег дам, что ты 100 таких купишь.»
- «Вот и купи! – начал терять самообладание Глебыч, - выбери, купи, вырасти, воспитай, душу вложи, а потом я посмотрю, как ты его продашь. Да и вообще, закроем тему и чтобы разговор этот никогда больше не возникал!»
- «Э-э, не горячись, подумай, деньги дам большие!»
- «… …»
- «Я украду его у тебя, запомни!»
- «… …»
После разговора Глеб матерился нещадно, таким я его еще никогда не видел.

******** Но вот взлаял Рич. Нас одели в шипы, которые мы оценили уже в день смерти Воланда, после боя отделавшись гематомами и незначительными прокусами. После прошлого сражения на наших мужиках появились бронежилеты, защищающие спину и живот, а на АКМ-ах – штыки-ножи. Так любители собак превращались в опытных убийц-"собачников". ИХ оставалась ровно половина, но самых опытных, самых хитрых, самых везучих. ОНИ выработали тактику пожирания одного всем миром. Мы тоже были не лыком шиты, моментально нашли противоядие, используя характерные особенности пород, представленных в нашей дружной команде. Жаль, что мужики совершенно не понимали что у нас и у них на уме.
Итак, все готово к бою. Бойцы рассредоточились на огневых точках. Мы – на охотничьих легкосбрасываемых сворках у дверей "сакли". Сворки – в руках Николая. Рич лает очень беспокойно, направляя морду то в одну, то в совершенно противоположную сторону. Но ОНИ внезапно подлетели с разных сторон. Алый вышел вперед и спокойно встретил песочного дога, как полагается, по месту.

Дог кувыркнулся на спину, не понимая, как это произошло.
Тут же в шею Алого вцепился ротвейлер, которого жевал Серый. А на крупе Алого успела повиснуть, дергаясь и давясь густой шерстью, целая гроздь всякой мелочи.
Овчар, натыкаясь на шипы, пытался подобраться к ребрам Алого, но я, по тактическим соображениям, взял его на себя. Цыган, в свою очередь, оторвал от меня ненавистного полулая и распорол ему брюхо. Мои челюсти ощутили предсмертные судороги овчара. С ним все было покончено. В это время мне в пах впился другой полулай. И только откушенная мочка его носа помогла мне сохранить мое мужское достоинство. Боль у нас была, примерно, одинаковая, но помощь Кроша и Рича обратила моего противника в бегство. Разделавшись с догом, Алый сел, с размаху, на зад, подмяв под себя сразу нескольких "засранцев" (тематическое выражение Цыгана). Ротвейлер невдалеке несся, сломя голову, а Серый на ходу распускал его шкуру на ленты. Мужики штыками закололи нескольких дворней. Остальные бежали.
Торжества от победы не было. Была какая-то оглушительная опустошенность. Ген Геныч заливал нас перекисью и пантенолом, замазывал солкосериловым желе, кое-где накладывал скобки.
Снова костровое пение, выстрелы, зарубки. Меня уже начало тяготить пребывание здесь. Папа, чувствуя это, тоже очень нервничал, даже хватанул водки, к моему величайшему удивлению. Мы оба с ним неплохие "едоки", но сейчас нам не хотелось ни пить, ни есть. Николая опять начали уводить на ночь. Боевики, осмелев, пытались с нами разговаривать, но мы, ощущая неприязнь, щерились и рычали.

Алый за боевые заслуги был признан вожаком, а я и Серый считались его вице-премьерами, но и это радости не приносило. Все суета сует!
ИХ осталось совсем немного. Неужели у НИХ не хватит ума признать свое поражение и уйти отсюда. А не дай Бог, если хватит. Ведь боевики знают, что кое-кто из НИХ еще остался в живых – значит, условия до конца не выполнены. Но к нашему "счастью" ОНИ оказались упертыми. В них поселилось настоящее чувство вольницы. ОНИ ненавидели нас, с ИХ точки зрения, гнусных прихлебателей двуногих, лютой ненавистью. Для НИХ же это была только ходячая "свежатина", некогда решавшая, что и когда ИМ есть, составляющая расписание выхода в туалет и порой лупцующая ногами и всем, что попало под руку, за так называемые ИХ "провинности". С еще большим удовольствием впивались ИХ зубы в тела двуногих, когда приходили эти мысли. А видеть в глазах двуногих панический ужас и купаться в волнах адреналина – это ли не Упоение!
И вдруг появляется кучка совершенно не пугающихся ИХ людей, да еще с собаками. И их собаки, вместо того, чтобы примкнуть к СТАЕ, не дают запугать и разделаться с этой кучкой "ходячих продуктов".
Что двуногие являют собой без собак, МЫ видели! А посему, при стычках нужно сначала уничтожить своих братьев по крови. Выпустить им эту кровь, размотать кишки и порвать глотки. А с человеками потом – с ними проще.
ОНИ подкручивали друг друга, и боевой дух не дал ИМ времени для зализывания ран.
Этот же самый боевой дух погнал ИХ на последний бой – восстановить свою власть или погибнуть!
Заволновался, занюхал, заострился Рич. Нас схватили, иных сдергивая с "горбатой стойки" еще до лая Рича. Но потом, одумавшись, дали доделать дела.

И вот чистый голос Рича предупредил боевиков, что нужно прятаться по норам. Мы устремились в "саклю" экипироваться. Мужики, наконец, поняли глупость своих "огневых точек". Перехитрить СТАЮ не было никакой возможности. ИХ нужно было встречать лицом к лицу. Ибо все засады, все установленные ловушки они обходили играючи.
Бойцы встали плечом к плечу у дверей "сакли", взяв автоматы на изготовку и расстегнув чехлы охотничьих ножей. Нас, несмотря на все возражения, оставили в доме, поставив на дверях Николая.
Ощеренные, ОНИ как будто материализовались из небытия, справа и слева от напрягшихся мужиков.
«… твою мать!» – заорал во всю глотку Виктор и нажал на спусковой крючок.
В это время с крыши "сакли" на него бросился полулай. Сбив Виктора с ног и кувыркнувшись через голову, отлетел в сторону. Кинувшиеся собаки были отброшены плотным автоматным огнем. Виктор быстро вскочил на ноги "подъем-разгибом", но оружие поднимать не стал: его заслонил от собак автоматными очередями Ген Геныч. От мощного удара Алого дверь резко распахнулась и Николай не смог устоять на своем месте.
Мы клином (впереди Алый, затем я с Серым, и за нами все остальные), расталкивая мужиков, хлынули из дверного проема и врезались в их стаю. ОНИ откатились назад и, ни секунды не медля, ринулись навстречу нам. Алый напрягся, ожидая атаки, но они как-то обтекли его с обеих сторон, ловко просочились между опешившими Серым и мной, и все сразу, одновременно, вцепились в Цыгана. Пока мы развернулись, на него уже было страшно смотреть. Мы устремились в лающий, хрипящий, рычащий клубок, центром которого был окровавленный Цыган. Раздергав этих гадов, мы занялись каждый своим противником. Стоял истошный лай, визг. Мужики пришли в себя и начали с тупым остервенением колоть штыками этих убийц. Когда штык входил полностью в тело, раздавался визг и короткая автоматная очередь, разбрызгивающая фонтанчики крови…

Закончилось все так же неожиданно, как и началось.
Ген Геныч собрал на земле части тела того, кто раньше был нашим любимым Цыганом и понес в "саклю". Папа, Владимир, Серый и Виктор побежали помогать ему, хотя все прекрасно осознавали, что…
Глеб пытался успокоить Николая, который с дикими глазами и матерным рычаньем исступленно пинал мертвяков, покачивающихся от каждого его удара. Не понимая происходящего, овчар Лютый недоуменно глядел на хозяина.
Нас, совершенно отрешенных, завели в дом, раздели и осмотрели. Мы были целы, не считая мелких царапин и порванного века у Рича. Глеб сам взялся обрабатывать у него рану: промыл, стянул лейкопластырем и начал искать, из чего можно сделать воротник, чтобы уберечь рану от возможных расчесов.
Ген Геныч бился над Цыганом часа четыре, потом, совершенно обессиленный, сполз на пол. Владимир протянул ему бутылку со спиртом. Папа и Виктор, связав углы окровавленной простыни с лежащей на ней собакой, вынесли ее наружу. Сергей взял две лопаты и два автомата и вышел вслед за ними.

Вечерело.
Трещал костер, бубнили голоса, перемежающиеся автоматными очередями. Полыхал кровавый закат. Воздух был густой и терпкий. Он с большим трудом входил в легкие, наполняя все запахом паленой шерсти. Потом пришла ночь…
Оставив Глеба присматривать за нами, мужики развели огонь у деревьев, на одном из которых было 3 зарубки, на другом 34. Они молча сидели у костра, курили и пили водку без закуси. Говорить было не о чем.
И было утро…
И был день. Мы забылись тяжелым, беспокойным сном, постоянно взлаивая, дергая ногами и головами. Ген Геныч возился с глазом Рича. Мужики чистили оружие и картошку. На столе, запекшемся от крови Цыгана, Папа в задумчивости выписывал шариковой ручкой четверостишье Баба Тахира:


… Да будет сломлен твой, небесный свод, хребет!
Ты поглощаешь всех, явившихся на свет.
Не слышал я, чтоб жизнь ты даровал навечно,
Зато слыхал не раз: таких-то больше нет…


Затем, повертев в руках лежащий на столе нож, начал с остервенением соскабливать кровь со стола. На нарах отец с Николаем, опершись спинами, курили и о чем-то тихо переговаривались.
Пришел Али, рассказал, что Юрику сделали три операции, что он сейчас в реанимации, пока в очень тяжелом состоянии.
- «Я костьми лягу, клянусь мамой, он будет жить! Ничего не пожалею…» - распинался этот "Азраил".
- «Я видел 34 зарубки. Мой человек считал – все правильно… Но мне кажется, что их было больше… Подождем еще дня 3-4, появятся… Сына можешь оставить у себя, - обратился он к Лютому, - остальных – отдам после, как договаривались, не бойся, не обману!»
В воздухе повисла гнетущая тяжесть. Ген Геныч и Серый начали медленно подниматься со своих нар. У Али забегали глаза, он быстро распрощался и, сославшись на дела, чуть не бегом покинул "саклю".
- «Я видел больше…, - передразнил его Глеб, - у страха глаза велики! Трус он твой Али! Трус поганый!»
- «Ой, мужики, не нравится мне все это, - прохрипел Ген Геныч, - оружие не отдавать, пока не выберемся на волю.»
- «Может, взять его в заложники?!» – предложил Сергей, скрипнув зубами.
- «Не дури!» – осадил его Владимир. – «Это зверье не пожалеет ни его, ни нас! Посмотрим, что дальше будет… Оружие, естественно, не отдадим. Николай, посмотри, сколько патронов осталось.»
- «Я, пожалуй, наведаюсь в их арсенал,» - промолвил Сергей. Лицо его было страшным.
Пришла ночь. Боевики, празднуя победу над "шайтаном", расслабились. Часть наших мужиков прогуливала своих питомцев на виду отдыхающих, и чтобы привлечь внимание, заговаривали с ними. Другие в "сакле" рвали глотки, распевая «Извела меня кручина…» и «Ты не вейся, черный ворон…».
Лазутчики вернулись только под утро, принеся с собой 2 гранатомета, ящик гранат и коробку автоматных патронов. Им понадобилось немного времени для того, чтобы заложить детонатор и взять оружие, но они долго возились с маскировкой проводов, дублирующих дистанционное устройство. Ведь если бы кто-нибудь заметил это или обнаружил позже, то мы бы остались здесь навсегда.
- Погибать - так с музыкой! – решили все. Арсенал был "богатым" и при решении спорных вопросов от лагеря осталась бы только гигантская воронка.


Прошло еще три дня на нервах. Ни Али, ни кто еще из боевиков в "саклю" не заходил, стараясь общаться на воздухе. Он "доставал" Глеба из-за Рича. Пришлось вмешаться "настоящему полковнику", поскольку взбешенный Глеб сказал, что при очередном домогательстве он просто перережет глотку Али. А Глеб это мог, он и голой то рукой мог снести башку любому, имея "черный пояс", четвёртый дан и богатый военный опыт.
Напряжение нарастало. В эту ночь никто не спал. Проверенное оружие было наготове.
Прогуливать нас выводили на поводках и опять всех вместе. Ген Геныч, Виктор и Владимир прикрывали нас со стороны лагеря, хотя, как мы поняли позже, это было совершенно бесполезно. Когда чуть забрезжил рассвет, Али вызвал из "сакли" Николая и отца.
Как-то неестественно громко, стоя у раскрытой двери и картинно щелкая выбрасывающимся ножом, он проговорил:
- «Как настоящий мужчина, я никогда не бросаю слов на ветер, - и мельком глянул на Глеба. – Как договаривались, сын - твой! Пусть он поедет и отберет еще пятерых пацанов. Аллах велик! Он помог вам, неверным, разделаться с шайтаном. Во славу Его я отпускаю свою законную добычу. Пусть их матери расскажут всем, что к нам не надо лезть с войной. Нас не победить! С нами Аллах и пророк Его Махомадд… Иди, мальчик, выбирай!»
После этих излияний наступила какая-то нервозная тишина. К двери подскочил Сергей. Он рванул своей однопалой рукой за шиворот топчущегося у дверей Николая внутрь "сакли".
- «Садись, пиши имена! Пусть их привезут сюда...»
По лицу Николая пробежала волна облегчения. После слов Али о выборе пятерых, он представил себе: двести пар глаз, устремленных на него с надеждой, мольбой, отчаянием, угрозой…
Мужики, шкурой почувствовавшие подвох, стали стеной у дверей. Мы, реагируя на такую обстановку, заворчали. Лаем разразился овчар Лютый. Али отпрянул от двери, произнося ругательства на своем языке. "Настоящий полковник" передал ему записку, написанную Николаем и тоном, не допускающим возражений, выпалил:
- « Мы собираемся!»
Али что-то гортанно выкрикнул. Появились два боевика верхом и умчались с переданным списком. В лагере возникло заметное оживление, потянулись дымки нескольких костров, на поляну поволокли столы, скамьи, табуреты. Привезли мальчишек. Мужики мельком взглянули на них, не переставая собирать вещи. Парни обнялись по очереди с Николаем. Один из них почему-то тихонечко плакал, остальные топтались, не зная как себя вести и что делать.
- «Быстро всем за стол и чтобы я вас не видел и не слышал,» - гаркнул Сергей.


Мальчишки тихонечко присели у стола. Владимир подозвал сына и о чем-то начал говорить, показывая на угол "сакли".
Николай внимательно слушал и послушно кивал.
Сборы закончены, пожитки упакованы. Пришел гонец от Али с приглашением к прощальному столу. Впереди гонца лился умопомрачительный запах шашлыка и брынзы. Мужики вышли за посланцем и плотно закрыли дверь.
Мальчишки с Николаем остались в доме у стола, на котором лежали автоматы. Мы подошли, обнюхали ребят и расположились на полу между столом и дверью. Серый постоянно вскакивал, подбегал к двери и прислушивался к доносящимся с улицы звукам.
За прощальный стол наши сели скученно, отказавшись рассаживаться между боевиками. Только Сергей, поиграв желваками, пошел и сел рядом с Али, отчего тот нервно поежился.
- «Я думал, что здесь сядет отец Николая,» - сказал, было, он, но Сергей оборвал его.
- «Это одно и то же! Ты, тамада, говори, не тяни время. Уж очень есть хочется.»
Боевики переглянулись. Они никогда не слышали, чтобы с Али кто-нибудь разговаривал подобным тоном. Али недобрым взором посмотрел на Сергея, но тут же взял себя в руки.
- «Я поднимаю этот единственный бокал (больше не позволяет моя вера) за отца, который, как настоящий мужчина, нашел и забрал своего сына. Он привезет его матери, не поверившей в смерть своего мальчика. Она будет всю жизнь молиться своему Богу за наше здоровье. За то, что мы не убили ее сына, а сохранили его и отдаем ей живым и здоровым. Друзья отца – настоящие джигиты. Они не бросили друга и помогли ему. Я обещаю, что их товарищ будет жить, и скоро они вместе будут пить водку. Я прошу передать матерям остальных, чтобы они не пускали своих сыновей опять на войну. В жизни везет, по большому счету, только один раз! Вот за это и выпьем!»


Боевики выпили стоя, сели и дружно зажевали, стараясь улыбаться, встретившись взглядом с "настоящим полковником".
- «Мы больше пить не будем, а вы себе наливайте» - сказал самый пожилой боевик, видимо заместитель Али.
Владимир встал, налил по полстопки нашим мужикам и со словами «Нам в дорогу, много тоже ни к чему…» поднял рюмку.
- «Вот тут Али сказал, что я пришел и забрал сына… Но он почему-то не сказал, что я и мои друзья, сидящие здесь за столом, дай Бог им здоровья, вырвали сына из пасти собачьей стаи и сохранили жизнь многим из вас, положив на это жизнь трех собак и здоровье Юрика. Или что, этого кошмара не было? Почему ты считаешь себя благодетелем?! Я бы на твоем месте сказал: "Низкий поклон вам за то, что вы сделали! Примите нашу благодарность и мальчишек в придачу…" Уж если ты считаешь себя мужчиной, то называй вещи своими именами. Дай Бог тебе дожить до моего возраста и не дай Бог пережить тебе то, что я пережил. Если бы ты встретился в бою со мной или моими друзьями, я бы тебе не позавидовал. Я произношу этот тост за то, чтобы враги решали все вопросы за таким вот столом, а не на поле брани. Хватит крови! Мир и так захлебывается в ней. Вот за что я хочу выпить!»
Мужики разом махнули стопки и сосредоточенно принялись за сочный шашлык.


Принесли котомки с едой на дорогу. Представили проводника. Попытались забрать оружие. Но Сергей объяснил, что оружие будет передано проводнику при прощании… На том и сошлись!
Пару лошадей навьючили нашими пожитками и мы, посидев у зарубочных деревьев, двинулись в путь. Боевики в знак расставания ударили очередями из всех автоматов вверх (Господи, не настрелялись еще…).
Дверь "сакли" осталась открытой. На столе, рядом с написанным Папой четверостишьем, лежал большой лист бумаги с именами Хани, Воланда и Цыгана и стопка военных билетов, пригвожденных к столу большим охотничьим ножом "настоящего полковника"…
От лагеря шли быстро, ходко, постоянно подгоняя проводника. Хотелось уйти как можно дальше на момент обнаружения в "сакле" "адской машинки" и гранатометов. Шли гуськом, как всегда ходят в горах. Замыкающими были Алый с хозяином. Неожиданно заволновался Рич. Глеб прижал его, ласково успокаивая и надел намордник, чтобы Рич не взлаял.
Проводник, ничего не подозревая, спокойно продолжал путь. Мы с Папой осмотрелись по сторонам. Метрах в 200-х, слева от нас, молча, без лая, прошла крупная сука с выводком щенков, месяца по полтора. Кем вырастут эти щенки?!


Шли до густой ночи, стараясь одолеть как можно большую часть пути. Лагерь разбили под звездами. Недолго сидели мужики у костра. Завалились спать, не выставив охраны, полностью доверившись нам. Утром, чуть забрезжило, спешно хватанув горячего чая, опять отправились "топтать дороги". Проводник, не привыкший к такому темпу передвижения, выглядел совершенно измученным и, в конце концов, уселся на лошадь. Ну, вот и место расставания. Лошади развьючены и обвешаны оружием. Проводник с чувством облегчения расцеловался с нашими мужиками, пожал руки мальчишкам, потрепал по холке виляющего хвостом Рича и отправился в обратный путь, весело насвистывая какую-то мелодию. Лошадь в такт кивала головой. Мужики весело переглянулись и, ударив друг друга по рукам, направились по указанной дороге. Они шумно обсуждали пьянку, которую они закатят после возвращения. С их дурашливыми возгласами выходило напряжение последних дней, и вдруг…Рич подлетел вверх, и сделав в воздухе немыслимый пируэт, шлепнулся со всего маха на землю, забрызгав кровью и мозгами всех находившихся рядом.
- «Лежать!» – заорал Владимир, сбивая с ног мальчишек.
Сергей с криком «Лежать, Серый, лежать, … твою мать!», навалился всем телом на рванувшегося Глеба. Все моментально поняли, что разрывная пуля, снесшая голову Ричу, выпущена снайпером. Какое у него задание и кто следующий? Сергей изо всех сил удерживал дергающегося и матерящегося Глеба. Их борьба продолжалась около получаса. Глебу все-таки удалось вырваться, и он попытался устремиться вслед за удалившимся проводником.
- «Всех загрызу, Шакалы поганые!» – орал он.
Я замер, ожидая разрыва пули в голове или груди, но выстрела не последовало. Мужики метнулись за Глебом, свалили с ног, скрутили. Оттащив его метров за 150 от места гибели Рича, посадили на землю и обложили рюкзаками, оставив на попечение мальчишек. Затем вернулись и начали ножами и топориком копать могилу Ричу. "Прощай, "Золотой петушок"… Нас сгрудили, уложив и приставив Ген Геныча.


Глеб в это время бился и орал, что если мальчишки не развяжут его, он передавит их как щенков. Ребята, чувствуя свою вину перед ним, да и всеми, находящимися здесь, прятали глаза.
А в чем они виноваты?..


Плакать хотел ты и не знал
Можно ли? Ты плакать боялся,
ибо много людей на тебясмотрело.
Можно ли плакатьна людях?
Но источник слезтвой был прекрасен.
Тебехотелось плакать над безвиннопогибшими,
кто отдалвсе свои радости за чужоегоре…
(Н. Рерих)


... конец...
Автор Сергей Ахапкин и его Рудый