Хомяки в моей жизни, сирийские, джунгарские и немного ангорские

Раз уж обещала, придется писать про хомяков.

Первым хомяком, которого я помню, была рыжая сирийская Фрикаделька. Звали ее так потому, что моя ныне покойная бабушка ужасно боялась и брезговала всякой мелкой мышеобразной живностью и говорила, что после нашей хомячихи есть не может неделю. Фрикаделька была тихой, дружелюбной, это ее и сгубило… Мне было лет, наверное, пять, как-то мама вышла из комнаты, я решила взять хомячка на руки. Шустрый зверек быстро бегал и один момент сорвался с рук на пол. Несколько раз дернувшись, Фрикаделька затихла насовсем… Досталось мне изрядно и поделом, бедному животному моя неопытность и неуклюжесть стоила жизни.


Следующим хомячком в нашей семье была Мымра. Очень хорошо ее кличка соответствовала «очаровательному» характеру хомячихи: кусалась она как взбесившийся бульдог. Во время уборки ее палочкой загоняли в пересадку, еду кидали с безопасного расстояния. Была она большая, рыжая, родилась в результате любви сирийской мамаши и ангорского папаши. Поэтому на попе у нее торчали нелепые седоватые пряди, про которые мама моя говорила, что это ангорская сущность из хомяка лезет. Прожило это угрюмое создание по хомячиным меркам прилично, около 2,5 лет, и братишка мой, нещадно ею покусанный, горько оплакивал. Хотя она только ела, копалась и кусалась.

В утешение ему купили сирийку же, Чипсу. Это было нежное розовое и очень ласковое создание. Она любила сидеть на руках, есть вкусные сладкие фрукты и печеньки. Главным талантом Чипсы были ее гнезда, произведения искусства. Мы давали ей вату и синтепон, а они строила из них и опилок коконы, круглые гнездышки, теплые уютные. Приходя с мороза, было так завидно смотреть, как сладко спит розовый хомячок в белой вате. Да и процесс строительства, сопровождаемый копошением и шебуршением был весьма занимательным.


А я держала джунгариков. Это более мелкие, с полосатыми спинками хомячки из рода мохноногих хомячков. У них действительно лапки более крупные по отношению к телу, чем у сирийских, и покрыты белым мехом. Кажется, будто хомячки надели деревенские белые носки.


Первой такой крошкой была Барбара (я тогда читала Сенкевича). Мы купили ее случайно, ну как обычно это и происходит в моей беспокойной семье. Бася была деловитой, абсолютно ручной и не пыталась спрыгнуть с рук никогда. Очень старательно крутила колесо для хомячков, с таким звуком, что казалось у нас в спальне небольшой самолет. Помню, как-то у меня сбежала в очередной раз мышка, Сашка Гуляш (я про него, кстати, не рассказала ведь в своей мышиной истории…) Этот бандит пытался ограбить одиноко живущую Басю, но она хитро перетащила еду на безопасное расстояние от прутьев решетки, села на запасы сверху и сердито свистела. Остался Сашка с носом. Еще у Баси была слабость, она обожала чупа-чупсы. Хомячиха прилипала к поверхности леденца всем тельцем и торопливо облизывала сладость. А потом отлипала и мыла сладкое пузико. Летом Буся страдала от жары. Мех у джунгариков очень густой и плотный. Повезло им, что маленькие, иначе перебили бы бедняжек на шубы. Приходилось морозить в баллонах воду, а потом льдом обкладывать клетку с хомячком. Бася счастливо тянула коротенькие лапки к запотевшим бутылкам.

После у нас появилась парочка тоже джунгарики Анджей и Александра-Оленька (спасибо все тому же Сенкевичу…) Анджей был серый, Оленька рыжеватая. Анджей был помельче, как это принято у хомячков, и отчаянный подкаблучник. Оленька толстая, постоянно немножко беременная злобная мегера. Большую часть дня она тузила своего супруга, а тот громко верещал. Голос у него был примерно как у охрипшего волнистого попугайчика. Но супружеское недопонимание не помешало ему дважды стать папой. Правда оба раза Оленька детей съела, не смотря на попытки горе-папаши отстоять потомство. Очень нежно Анджей ухаживал за беременной супругой. Обычно я оставляла им разнообразную еду в мисочке, первой подходила рыжая злюка, за ней тихо крался супруг. Стоило ему взять что-либо в лапки и начать есть, как Оленька давала ему оплеуху и отбирала. И так повторялось с любым кусочком. В гнезде укладывалась сначала Оленька, а потом, закутав супругу, рядом ложился Анджей. Малышей наш подкаблучник пытался обогреть и умыть, но это только злило их мамашу.

В конце концов, после попытки Оленьки кастрировать Анджея в домашних условиях, они разъехались по разным емкостям и доживали свой век в одиночестве. Анджей так и остался плаксой. Стоило его лишний раз тронуть, он хлопался на спину и чирикал. А Александра превратилась во вторую Мымру, убирать у нее приходилось в варежке. Пока хомячиха трепала варежку, я быстро убирала клетку, меняла опилки и подстилку.

Ну, это те, про кого я еще вспомнила. Были еще Гаврюша и парочка хомячков моей мамы, но они как-то мимо меня прошли.