Маргис. Кошка с мужским именем

- Ой, какой мАргис! - закричали девушки-литовки, увидев это чудо природы на Птичьем рынке и от восторга позабыв русское слово "пёстрый". На Птичий рынок они попали не случайно. Проходили практику в нашем архиве с красивым названием "Центральный государственный архив народного хозяйства" ("ЦГА На Х", как его втихаря называли сотрудники) и решили отблагодарить своего куратора, Анжелу, обожавшую кошек, живым подарком. На Птичий рынок отправились всей гурьбой, человек 5 - 6, с Анжелой во главе. Не могла же она столь ответственное мероприятие пустить на самотёк!

- А это котик? - спросили они у продавца, толстой тётки, обмотанной платком, в корзинке у которой копошились ещё несколько котят.
- Котик, котик, не сомневайтесь! - не моргнув глазом, ответила тётка. - Увидите, какой красавец вырастет, да вы нигде больше кота такой расцветки не увидите!

Довольные и счастливые, покупатели ехали с рынка. Анжела бережно прижимала к груди маленькое пестро раскрашенное создание. Создание попискивало и таращило на окружающий суетный мир голубые детские глазёнки.

Не буду говорить о том, как скоро выяснилось, что котёнок, названный литовским мужским именем Маргис, вовсе не кот, а кошечка. Анжела не была огорчена этим досадным обстоятельством, но вопрос с именем оказался открытым. Похожие по звучанию на латышском женские имена переводились бы как "Пеструха" или что-то подобное. И котёнок на них не реагировал, как будто его первоначальное имя прилипло к нему навсегда. Так и осталась кошка с мужским именем, правда, её это нисколько не волновало.

Так прошёл год. Маргис выросла в красивую статную кошку, которую всё устраивало в этой жизни, в том числе любящая хозяйка. Беда нагрянула как всегда неожиданно. Даже не беда, мелкая неприятность, которую можно было бы быстро решить, если бы не наличие в жизни Анжелы Маргис. Дело было в том, что Анжела пришла работать в архив по распределению после института. В те годы существовала практика, когда студентов по окончании ВУЗов направляли на работу в профильные организации и на предприятия для отработки по специальности обязательных трех лет. Анжела не была москвичкой и в Москве снимала комнаты или квартиры, смотря по обстоятельствам. Хозяева квартиры, где она поселилась с Маргис, не возражали против кошки, но у них изменились семейные обстоятельства и квартиру надо было срочно освобождать. На какое-то время Анжелу иМаргис приютили у себя знакомые, но они сами жили в тесноте, а квартира или комната всё не находилась. Большинство хозяев отказывали, узнав о том, что у будущей квартирантки есть кошка, с которой она ни за что не расстанется, ещё несколько вариантов пришлось отклонить по причине дороговизны. Положение становилось критическим. Архив, где работала Анжела, в плане предоставления жилплощади своим сотрудникам влачил жалкое существование. Своего строительства, как тогда делали многие ведомства, он не вел и в долевом не участвовал по причине отсутствия средств. Не было там и общежития для иногородних. Отчаявшись найти жильё, Анжела совсем уж было собралась возвращаться домой, в Уфу, но срок отработки обязательных трёх лет ещё не истёк, да и работа её нравилась, и коллектив устраивал. Решила она предпринять последнюю попытку поиска жилья, а на это время пристроить Маргис кому-нибудь из знакомых. Так начали сходиться наши пути - мой, Анжелы и Маргис.

В то время я уже работала в Главном архивном управлении, покинув родной ЦГАНХ несколькимигодами раньше.
Архивный городок на Большой Пироговской улице представлял собой замкнутый четырехугольник, образованный несколькими зданиями довольно мрачного вида с маленькими окнами со стеклами "фальконе", и неожиданно весёлым внутренним двориком с деревьями, кустарниками, клумбами и дорожками между ними. Главк располагался на одной с архивами территории и конечно, там у меня осталось много знакомых и подруг.

Однажды осенним днем я забежала в обеденный перерыв к подруге поболтать и поделиться новостями. Поднялась на скрипучем лифте на нужный ярус и вошла в полутёмную каморку, гордо именуемую "рабочей комнатой". К моему удивлению, в комнате было довольно много народа. Сотрудники, большинством женщины, заняли все свободные стулья, некоторые расположились на столах, и свесив головы, наблюдали за кем-то, передвигавшимся между столов по полу. В дверях застыл парень, перевозивший по двору на тележке дела из хранилищ в читальный зал. Он стоял, приоткрыв рот, и тоже наблюдал. Мне стало любопытно, и я присмотрелась к тому, что вызвало такой интерес у присутствовавших.

На полу в задумчивой позе стояла кошка. В полутьме комнаты она показалась мне почти черной с проблесками чего-то более светлого. Кошка, не обращая внимания на сотрудников, двинулась с места, потрогала лапкой валявшийся на полу карандаш, грациозной походкой проследовала к шкафу, окинула его взором и недолго думая, просунула лапку под дверцу и легко её открыла. Лежавшие и стоявшие в шкафу папки с документами её не заинтересовали и она пошла дальше обследовать помещение. Оказавшись на середине комнаты, она попала в луч солнца, пробившийся сквозь запыленное стекло, и остановилась. Ту-то я и рассмотрела её как следует.

По основному тёмному окрасу у неё были разбросаны чёрные полосы и рыжие пятнышки. Лоб разделялся ровной полосой на две части - рыжую и черную. По черному носику веснушками разбегались рыжие звездочки, носопырка была терракотового цвета. Под подбородком расползалось вниз белое пятно. Полосатая шубка была украшена широкими огненно-рыжими мазками, как будто художник, пробуя кисть, провел по ней яркой краской. Небольшие рыжие пятнышки вкрапливались в основной окрас. Вся эта пестрота дополнялась белой полосой на животе, белыми "тапочками" на передних лапках и "носочками" на задних. Признаюсь, видела я в жизни немало кошек окраса "черепаха", но такая "палитра" встретилась мне впервые.

Между тем сотрудники, заметив меня, наперебой загалдели:
- Ну посмотри, какая прелесть! Возьми к себе, хозяйке, Анжеле, ты её знаешь, жить негде, она вчера на вокзале с кошкой ночевала, а сегодня на работу принесла. Кадровичка выгнать хочет, знаешь же, как она к животным относится! Возьми хоть на время!
Нина, моя подруга, подняла кошку с пола и дала мне в руки. Кошка посмотрела на меня желтыми янтарными глазами и принялась обнюхиватьлицо, слегка пофыркивая. Осмотром осталась довольна и затарахтела.

Я задумалась. Думать было о чем. Жила я одна. Сестра с мужем жили отдельно на другом конце Москвы. После нашей первой кошки, Кати, кошек у меня не было. Работа была связана с командировками, хоть и недолгими, дней по пять - десять, но всё же. Долго, лет десять, жили у меня две птички, щегол Гришка и чижик Аркашка, но последнего из них, Гришку, я похоронила год назад. С птичками было просто: я просила сестру переехать с мужем ко мне на время моего отсутствия, они и кормили их, и убирались в клетках. Но кошка... В это время сестра тяжело болела и помочь мне в уходе за кошкой никак не могла. Муж её имел о кошках весьма отдалённое представление, их у него никогда не было, и как с ними обращаться, он понятия не имел. К тому же оставлять сестру надолго он тоже не мог. Получалось, что на время командировок поручить уход за кошкой будет некому.

Я посмотрела на мурлыкавшую у меня на руках ни о чем не подозревавшую кошку. Та тоже подняла на меня большие выразительные глаза и поудобнее устроилась. И я решилась. Будь, что будет, не бросать же живое существо на произвол судьбы!
- Ладно, уговорили! Возьму к себе пока на время, а там посмотрим по обстоятельствам. Анжела пусть тоже ко мне приезжает, места хватит.
Сотрудники закричали: "ура!", и кошка Маргис отправилась со мной вместе в мой рабочий кабинет.

Вечером наступил самый сложный момент: транспортировка кошки домой. Мы с Анжелой заканчивали работу в разное время, о том, чтобы отпроситься домой пораньше, и речи не было, дисциплина в наших конторах была железной. Пришлось мне в одиночку в час пик везти кошку на метро с одного конца Москвы на другой, противоположный. Мне бы взять такси, да с деньгами было туговато, да ещё ловить машину на оживленной Большой Пироговской улице с кошкой на руках было проблематично. О специальных сумках-переносках в те годы оставалось только мечтать. Анжела принесла мне хозяйственную сумку с молнией, в которой Маргис приехала в архив. С трудом запихали кошку в сумку: она вертелась, ежесекундно высовывала голову и лапы, не давая застегнуть молнию, и всячески протестовала против совершаемого над ней насилия. Наконец, справились, закрепили замок молнии скрепкой, чтобы Маргис не могла его сдвинуть ни лапами, ни головой, и я отправилась в путь. Ещё когда мы возились с размещением кошки в сумке, я заметила в боку сумки небольшую прореху, но не придала ей значения, понадеявшись на прочность материала. Как оказалось, зря. Пока мы шли к метро (минут 15), прореха слегка увеличилась, в ней периодически появлялись кошкины нос и кончики лапок. Пришлось ускорить шаг. Побывавшим в Москве не надо объяснять, что такое метро в час пик. Народу в вагон набилось столько, что я всерьёз опасалась за сохранность кошки в сумке. Прижала её к груди как ребёнка и всё внимание направила на то, чтобы окружающие на слишком сильно давили. Между тем Маргис тоже не дремала. Она отчаянно и с какой-то яростью пыталась расширить дыру в сумке, цепляя её острыми когтями и дёргая изо всех сил. Зажатая толпой, с прижатой к груди сумкой с барахтающейся и орущей благим матом кошкой я не смогла пробиться к выходу из вагона на нужной остановке, где должна была делать пересадку на другую линию. Пришлось на ходу перестраивать маршрут и добираться до дома метро и наземным транспортом - троллейбусом. Кое-как вывинтившись из вагона на "Комсомольской", где на мое счастье выходило много народа, я поспешила на остановку троллейбуса.
Дыра в сумке угрожающе расширялась. Теперь Маргис могла просунуть туда не только лапы, но и часть головы. Слава богу, на остановке троллейбуса было не очень много людей. Но сам троллейбус, как назло, не торопился, не маячил даже на горизонте. Тем временем из дыры в сумке высунулась сердитая кошачья морда. Ещё усилие - и Маргис протиснулась в отверстие почти вся, внутри оставались только её задние лапы и хвост. Мне ничего не оставалось, как вытащить её из сумки через дыру, повесить сумку на локоть и прижать кошку двумя руками к груди, не давая вырваться. В голове у меня вертелась одна мысль: не упустить, иначе поймать Маргис в суете площади трёх вокзалов будет просто нереально. Между тем Маргис не желала мириться с создавшимся положением. Её, домашнюю кошку, малознакомый человек вытащил на шумную улицу со множеством людей, машин, с непонятными пугающими звуками и запахами. Её неблагозвучные протесты заставляли стоящих на остановке людей отодвигаться в стороны. Некоторые поглядывали на меня с сочувствием, некоторые брезгливо морщились. Представляя себе свой внешний вид - растрёпанная, со сбившейся на бок шапкой, перекошенном пальто, рваной сумкой на локте, хотела улыбнуться, но не получалось.

Наконец подошел троллейбус. Все ринулись в открывшиеся двери, сметая выходящих пассажиров, меня с Маргис оттеснили в сторону, я едва-едва успела, удерживая одной рукой кошку, уцепиться за перила и влезть в салон. Трогаясь, троллейбус дёрнулся, я спиной приложилась к перекладине, удержалась на ногах и утвердилась у поручня недалеко от передней двери. Пассажиров было не особенно много, но сидячих мест не наблюдалось. Сидевшие мужчины все как один уставились в окна или развернули газеты, делая вид, что не замечают стоящих рядом женщин, в том числе и меня с "ребёнком" на руках. Нелёгкая это работа - балансировать на ногах в движущейся рывками машине. Руки у меня стали неметь, Маргис почти потеряла голос и только издавала какие-то стонущие звуки. Так проехали половину дороги. Потом троллейбус стал понемногу пустеть, освободилось место недалеко от меня, и я коршуном кинулась туда, оттеснив какого-то здоровенного мужика, явно намеревавшегося положить свой зад на сиденье. Мужик что-то буркнул, но я не стала отвечать, силы меня покидали А ведь от остановки троллейбуса до дома надо будет идти еще минут пятнадцать... Думать об этом не хотелось.

Не стану описывать окончание нашей с Маргис дороги домой, больше ничего интересного не случилось.

Дома я с огромным облегчением выпустила кошку из рук и поставила её на пол в прихожей. Вид у неё был ошалевший, впрочем, у меня тоже. Руки дрожали так, что я не сразу смогла расстегнуть пуговицы и снять пальто, а Маргис стояла в прихожей на подгибающихся лапах, оглядывалась и пыталась понять, куда это её приволокли и зачем.

Сняв наконец пальто и бросив в угол дырявую сумку, я плюхнулась в кресло, даже не помыв руки, и с облегчением вздохнула.
- Иди сюда, Маргис! - позвала я кошку, - мы уже дома!
Из прихожей показалась чёрно-рыжая мордочка. За ней выплыла и вся кошка, потянулась, разминая затёкшие лапки, села, приоткрыла рот, посмотрела на меня и сказала: "мы-ы-ы"?
- Да, Маргис, - ответила я ей. - Мы с тобой будем здесь жить.
Кошка выслушала, глядя на меня жёлтыми выразительными глазами, наклонила голову, словно соглашаясь, и отправилась обследовать новое жильё. Обошла вседве комнаты, изучила углы, обтерла мордочкой и боками мебель, попробовала открыть закрытый на ключ шкаф, подцепила когтем дверку, дёрнула - не открывается. Села, подняла голову, присмотрелась, увидела ключ, потянулась к нему лапкой. Тронула. Посмотрела на меня вопросительно - открой, мол.

- Нет, Маргис, не сейчас. Устала твоя новая мама, пойдем лучше на кухню, сообразим что-нибудь поесть.

Маргис оставила в покое шкаф и пошла за мой на кухню. Я достала из холодильника рыбу (обычная кошачья еда в те времена), налила в кастрюльку воды, поставила варить. Себе организовала чай с бутербродом. Нашла подходящую посудину, налила воды кошке. Насыпала в кошачий туалет (большую фото кювету) клочки газеты. Умная кошка тут же сделала свои дела, аккуратно закопала, усыпав пол вокруг кюветы бумажными обрывками, поела, умылась и довольная, отправилась на диван. Устроилась там, сложив передние лапки калачиком, прикрыла глаза и замурчала тихонько. Наша совместная жизнь началась. Анжела так и не приехала ко мне в тот вечер, постеснялась. Осталась ночевать у знакомых.

Просыпаясь утром, я видела перед носом усатую черно-рыжую физиомордию. Заметив, что я открыла глаза, Маргис заводила "шарманку", котораяприводила меня в себя не хуже будильника.

Днём я уходила на работу, Маргис оставалась одна. Не хулиганила, вела себя тихо. Когда я возвращалась, в квартире были тишина и порядок, мне оставалось только убраться в её лотке и сварить вечернюю порцию рыбы.

Поужинав, мы играли с Маргис в бумажки на веревочке и скатанные в комок фантики от конфет. Фантики Маргис расфутболивала под мебель. Так как фантиков было мало, мне приходилось доставать их от туда, куда не доставали её лапки.
Любимым её развлечением было смотреть в окно и "комментировать" происходившие на улице события. Сосредоточив на чём-то взгляд, она произносила что-то вроде "ме-мя-фе-фе-фе! Мур-мя-фи-фи, фр-р-р-р-р!" Верхняя губа её при этом приподнималась и дрожала, наполовину обнажая клыки. Потом Маргис поворачивалась ко мне и спрашивала: "- мя? Мурр?" Я подходила, выглядывала и подтверждала: "- да, Маргис, ты права"! Когда я садилась в кресло почитать книгу, поговорить по телефону или посмотреть телевизор, Маргис забиралась ко мне на колени, тарахтела свою песенку, трогала лапкой книгу и пробовала на зуб телефонный провод.

Незаметно подошёл праздник, 7 ноября. Не знаю, видела ли Маргис салют до этого, и как на него реагировала. У меня же, услышав грохот и увидев за окном разноцветные сполохи, она вскочила на подоконник, поставила лапки на стекло, вся вытянулась и не отрывала от зрелища взгляд. Потом решила проверить вид из другого окна, перескочила на него. И так до конца салюта. Когда салют кончился и залпы утихли, она ещё с минуту посидела на подоконнике, потом спрыгнула, посмотрела в другое окно и с разочарованным видом отправилась в кухню доедать остатки ужина.
Маргис часто удивляла меня своим каким-то не кошачьим поведением. Помимо снедавшего её неуёмного любопытства, толкавшего её на обследование всё новых мест в квартире, она испытывала непреодолимую тягу к раздумьям. Она часто сидела, уставив глаза в какую-то видимую ей одной точку. При этом она сильно смахивала на философа, решающего мировые проблемы.

Однажды я не выдержала её задумчиво-созерцательного вида, подошла, взяла в ладони её мордаху и стала слегка наклонять её из стороны в сторону, приговаривая: "ах ты, моя радость, ах ты. моя сладкая, замечательная"! Когда я опустила руки, Маргис посмотрела на меня как на врага всего кошачьего рода и разразилась тирадой гневных восклицаний. Их нельзя передать словами, их надо было слышать. Высказавшись, она произнесла длинный звук "ф-ф-ф-ф-ф!", тем самым выразив свое отношение к моей фамильярности. Меня трясло от смеха, глядя на её рассерженную физиомордию.
- Ну, ты всё сказала, что обо мне думаешь?- спросила её. Маргис в ответ шлепнула меня лапой по ноге и удалилась, гордо покачивая кончиком поднятого вверх хвоста.

Но не долго длилась наша с Маргис совместная жизнь. У Анжелы закончился срок обязательной отработки. Снимать квартиры даже с помощью родителей ей становилось накладно. Семьей, как хотела, она так и не обзавелась, что было для меня непонятно. Куда смотрели мужчины? Добрая, отзывчивая девушка, внешне очень приятная. Не москвичка и без жилплощади, но мало ли таких выходили замуж за москвичей и потом счастливо жили в браке?

Настал момент расставания. Анжела ни на минуту не допускала мысли уехать без Маргис. Мне так жалко было расставаться с этой необыкновенной кошкой! Но ничего не поделаешь...
В Уфу Анжела и Маргис улетели самолетом. Во время их полёта у меня душа рвалась к ним, за облака, помочь, успокоить...
Прилетев, Анжела позвонила из аэропорта, сказала, что всё хорошо, долетели нормально, Маргис в полёте вела себя идеально, а по прилёту мигом покорила сердца родителей.

Так и должно было быть. Пусть все будут счастливы!

Татьяна Лохтева

Фото: интернет, открытый источник (фото Маргис у меня нет)